Вы прочитаете этот материал за 16 минут

3 октября 2017 года в 72-м объединенном учебном центре, в подвале медицинского учреждения был обнаружен труп солдата-срочника с майкой на голове и связанными ногами. В результате расследования были установлены лица, причастные к суициду. Ими оказались офицеры –командиры подразделения и сержанты-срочники, являющиеся непосредственными начальниками умершего. Следственный комитет разделил производство по уголовным делам, усматривая в действиях указанных лиц различные составы преступлений. На днях Минский областной суд признал виновными как офицеров, так и сержантов.

В данном материале мы не будем изучать юридическую квалификацию деяний виновных военных и судебную оценку квалификации – очевидно, что дело шито жемчужными нитками. Любой самый ленивый юрист-заочник, ознакомившись с подробности судебного процесса по стенограммам того же Еuroradio, может понять, что в деле офицеров уголовный состав присутствует, а приговор мягок, но абсолютно легален и справедлив; настолько же неуместна квалификация, пришитая бедным сержантам, и абсурден их приговор. Чтобы досконально доказать данное утверждение, необходимо подготовить несколько подобных разборных статей, основываясь на материалах уголовного дела. Мы же рассмотрим ключевой, на наш взгляд, аспект в структуре так называемого самоубийства Коржича, который позволит составлять обоснованные предположения о фактах, неизвестных публике на данный момент. На начальном этапе установим круг проблем дела, по которому вращалась мысль беларуских публицистов. Несколько крупных отечественных Интернет-СМИ постоянно освещали процесс расследования и суда. Однако данные публикации носят описательный и, редко, стереотипно-аналитический характер. Ситуация вполне объясняется низкой квалификаций, неполным представлением, и, как следствие, отсутствием понимания процессов и отношений, складывающихся в беларуской армии. Так, например, портал TUT.BY в статье «Пять вопросов по делу о гибели рядового Коржича в Печах, которые остались на суде без ответа» попытался резюмировать проблемные моменты дела, основываясь на собственных статьях о процессе. Разумеется, базируясь на вышеуказанном тезисе о некомпетентности, «пять вопросов» тутбая ангажировано освещают процесс, косвенно затрагивают ключевые вопросы дела, а ответы на некоторые – так и вовсе были однозначно установлены судом. В частности, один из вопросов звучит так: «Мог ли солдат повеситься в темном подвале?». Автор материала присутствовал на некоторых заседаниях по делу, в частности 6 сентября, когда допрашивались все эксперты, а также статисты, участвовавшие в эксперименте, установившем возможность повешения в подвале. Безусловно, доверия беларускому следствию по этому делу нет, однако солдаты-статисты рассказывали «как вешались» конкретно, убедительно (что свойственно для срочника только в случаях изложения им правды), отвечая при этом на различные вопросы по механическим нюансам своих действий как судьи, так и защитников. Объективно ответить на вопрос о возможности суицида в тех условиях, на данный момент, действительно невозможно, поскольку нет ни фотографий помещения, где совершался суицид, ни видео следственного эксперимента, а посему данный вопрос не позволят поймать систему на вранье и подобраться к реальности случившегося. Следующий вопрос: «Куда шли деньги самоубиенного Коржича?». Следствием установлена, а судом подтверждена конкретная сумма «отжатого» виновными сержантами – BYN 334,40. И это у всех солдат подразделения, на Коржича приходится дань в BYN 119 от общей суммы. Рассматриваемый вопрос о размерах «реальных» сумм вызывает многочисленные полемики и споры на форумах, основываясь исключительно на показаниях матери погибшего – Светланы Коржич. Последняя заявляет, что «каждую неделю отправляла сыну по 50 рублей», а также, что впоследствии «Александр просил высылать по 50 рублей чуть ли не каждый день». Безусловная пристрастность последней объясняется потерей сына и естественным желанием найти прямых виновных в верхах армейской структуры. Однако кроме эмоциональных речей мамы, нет реальных доказательств баснословных сумм, хотя бы в виде данных о переводе с определенным интервалом времени заявляемых размеров денег на банковскую карту сына, или в виде почтовых подтверждений.

Могли ли поборы довести до самоубийства? Вопрос важный и очень сложный. Ответ находится исключительно в области психодиагностики при жизни и посмертной судебной психиатрической экспертизы поведения Коржича. Первая, как утверждается военными психологами и психиатрами, проводилась, когда он поступил на службу в Печи, а также позже – с возникновением жалоб на здоровье со стороны Коржича. О непрофессионализме и «корявости» данных психодиагностических исследований говорит нам во-первых – среда и субъекты проведения: тюремная армия, тюремные врачи и психологи; во-вторых – последствия, которые любая форма психодиагностики должна предвидеть. В рассматриваемой нами деле последствия не предвиделись, наступили и очень печальны. Касаемо посмертной психиатрической экспертизы – всё, мягко говоря, странно. Эксперт Алексей Олекс довольно подробно пояснил, что те жизненные обстоятельства, в которых существовал Коржич, а также его соматическое заболевание не могут стать причиной суицида как такового, что абсолютно не коррелирует с имеющимся сложным суицидом. Безусловно, такая информация не сходится и с картинкой обвинения, поэтому в процесс был привлечен еще один «независимый эксперт», заведующий кафедрой судебной медицины БГМУ Валерий Чучко. Конечно, дедушка, который якобы изучает психику и поведение людей 55 лет, выглядит в глазах суда и народа очень авторитетно, однако его однозначные и безосновательные выводы могут вызвать только смех и еще больше вопросов. Вот, что эксперт поведомил в результатах своей «экспертизы»: «Вычурность обстоятельств говорит о самоубийстве», «Майка на голове Александра Коржича также говорит о том, что он сам свел счеты с жизнью», «Может, это и было, только ведь ни у кого об этом не спросишь» (о мотивах Коржича инсценировать свое убийство), «Если бы это было убийство – убийца бы так не церемонился».

Таким образом, блестящую болтологию «ученого», который брал отпуск на два месяца (!) можно свести к выводу: «В книжках позапрошлого века есть пару таких случаев, у нас в практике нет, но – кто его знает, что там у него в голове было. Коржич мог повеситься таким образом. Я эксперт уже 55 лет».

Исходя из описанного по данному вопросу, можно лишь предполагать, что могло послужить побудителями к принятию решения покончить с собой. А предполагаем мы потому, что психологи войсковой части, в частности Наталья Петраскова, а также врачи-психиатры 432-го военного госпиталя, в особенности Нина Бубенчик, ненадлежащим образом исполняли свои обязанности: психодиагностику и коррекцию поведения Коржича, когда тот был еще жив. А на основании одной только посмертной судебной психиатрической экспертизы установить мотивы суицида невозможно.

Перейдем к рассмотрению последнего, имеющего значение вопроса (по мнению прессы): Кто должен был забрать Коржича из медпункта и отвести в подразделение? Достоверно установлено, что из медроты Коржича привели в медпункт, откуда он самостоятельно вернулся обратно и повесился. По уставу внутренней службы, сопровождать в подразделение выписавшихся военнослужащих обязан дежурный по роте (один из виновных сержантов), либо дневальный по роте. Ни один из этих должностных лиц 27 сентября 2017 года за Коржичем не пришел. Фельдшер Дарья Ходасевич, дежурившая в наряде по медпункту, пыталась дозвониться, но не помнит дозвонилась ли в подразделение. В подразделении никаких звонков не получали и думали, что Коржич лечится. Такая ситуация могла быть с высокой вероятностью. Как человек «прошедший Печи», автор и сам неоднократно приходил в медпункт/медроту, а также возвращался в подразделение без сопровождения. Объясняется такое «нарушение» общевоинских уставов тем, что дежурный и дневальные обладают еще десятком обязанностей, помимо привода/отвода в медпункты и медроты. Понимание данной практики войскового быта делает вопрос глупым, а ответ элементарным:

— Товарищ майор, кто должен был забрать Коржича?

— Дежурный сержант или дневальный.

— Почему не забрали?

— Потому что им не позвонили. А может и позвонили, но все были заняты.

Рассмотренный вопрос важен постольку, поскольку однозначно указывает на халатность должностных лиц медицинской службы Учебного центра. Однако за решеткой оказались лишь комроты Суковенко и старшина Вирбал – это справедливо, так как напрямую именно они ответственны за контроль и учет подчиненных людей. Проблема в том, что дальше продолжают безнаказанно «служить» еще с десяток причастных к гибели солдата офицеров, халатно относившихся (и скорее всего относящихся в настоящее время) к своим служебным обязанностям. В деятельности последних в период с 27 сентября по 3 октября 2017 года и усматривается ключ к некоторым новым вопросам и основания для дальнейших обоснованных предположений. Судом установлено, что с 27 сентября Коржич кончает жизнь самоубийством в здании медроты.

«Медрота считает, что Коржич в подразделении. Подразделение утверждает, что солдат в медроте». Эта якобы аксиома распространялась на обывательском уровне всеми: от БТ до Нашей Нивы. В таком же духе процессуальные моменты исчезновения Коржича рассматривались и судом. К тому же, ни один действующий офицер, ни один военный-отставник не высказался об абсурдности, о технической, канцелярской и документальной невозможности потерять так элегантно срочника. Хотя нет, был один, но никто не смог правильно трактовать его посыл. Так Андрей Равков комментирует ситуацию: «Для меня как министра самым неприятным стало то, что мы потеряли Коржича на 7 дней. Он 7 дней провисел в петле… Я понимаю, что солдат может потеряться на ночь, на несколько часов, но не на 7 дней!». Из бурного недоумения Министра действительно можно предположить о невероятности подобного фиаско офицерского состава. Действительно, как в системе, в которой пересчет, учет, перекличка, построение, развод, поверка, проверка, делаются чаще, чем хоть что-нибудь продуктивное; как в системе, базирующейся на жестком иерархичном докладном принципе управления – возможно потерять человека на неделю? Может показаться, что вопросы риторические, но ответ на них есть, если немного погрузиться и рассмотреть такую часть армейской жизни как несение службы в суточном наряде. Согласно пункту 266 Указа Президента Республики Беларусь от 26 июня 2001 г. № 355 «Об утверждении общевоинских уставов ВС РБ» (далее — Устав) Суточный наряд назначается для поддержания внутреннего порядка, охраны личного состава, вооружения, имущества воинской части, своевременного принятия мер по предупреждению правонарушений и др.

 Наряд длится сутки: в 18 часов принял, на следующий день в 18 часов сдал (общее правило), разрешен отдых – максимум четыре часа. В деле Коржича нам интересны такие статусы как дежурный по роте, помощник дежурного по воинской части и дежурный по воинской части. Дежурный по роте – это сержант. Для сержантского состава в Печах, служба состоит в сплошной череде нарядов. Сегодня принял, завтра сдал, послезавтра принял – так может продолжается месяцами. Сержанты оттачивают обязанности до автоматизма, опытный сержант третьего периода службы знает, что он должен делать в любой нестандартной ситуации. Одной из обязанностей дежурного по роте является принятие от старого дежурного сведений о наличии и расходе людей (п. 311 Устава). На практике, эта норма реализуется очень строго. Старый дежурный по роте объясняет новому дежурному, что написано в строевой записке (образец строевой записки Войсковой части), в которой указаны данные о количестве людей в подразделении. Новый дежурный всегда перепроверяет данные о количестве людей, находящихся в медроте и медпункте. Проверка осуществляется звонком в данные учреждения. Если дежурный по какой-либо причине не уточняет данные – служащие медроты, как правило, медсестры и фельдшера звонят в подразделение и сообщают сведения. Один дежурный по роте может не уточнить (забыть, полениться и прочее), второй может не уточнить, но невозможно семь дней подряд не знать сколько людей лечится в медроте и медпункте, и это в осенний период (!), когда наблюдается рост заболеваний, когда сегодня в подразделении 5 больных, завтра – 2, послезавтра – 8. Поэтому представить ситуацию, в которой сержанты – дежурные по роте целую неделю не уточняют данные о количестве людей, находящихся за пределами роты, мягко говоря очень сложно.

Как мы отмечали ранее: армия – иерархия выполнения задач, где младший по выполнению докладывает старшему, старший перепроверяет и докладывает еще более старшему и так далее – до главнокомандующего. Так и со строевой запиской, которую дежурный по роте предоставляет дежурному по части.

Дежурный по части – это офицер. Он отвечает за своевременное оповещение подразделений и управления воинской части при объявлении тревоги, за поддержание внутреннего порядка в воинской части и несение службы суточным нарядом, а также за сохранность оружия и другое (п. 295 Устава). Ему подчиняется весь суточный наряд воинской части. Таким образом дежурному по части подчиняются помощники дежурного (как правило, младшие офицеры) и дежурные всех рот. В Печах, дежурному по части подотчетны, как правило, 7-8 рот (2 учебные школы). Это означает, что каждый вечер дежурные этих рот несут дежурному по части строевые записки с точным количеством (расходом) личного состава. Также у дежурного по части каждый день имеется подобная строевым запискам информация по количеству людей, находящихся в медроте и медпункте (образец строевой записки медицинской роты).  

Вся интеллектуальная работа офицеров по пересчету людей заключается в соотнесении цифр строевой записки одной роты с цифрами медроты и медпункта (информация выделена цветом). Разумеется, данные каждый день меняются, поэтому помощники дежурного по части проверяют количество людей в подразделении фактически – ходят по ротам после отбоя и пересчитывают солдат.

А теперь вернемся к фактам, которые нам предоставило следствие и подтвердил суд. Коржич был выписан из медроты, его выписка закономерно подтверждалась всю неделю в ежедневных строевых записках, которые проверяли и соотносили дежурные по части – офицеры. С другой стороны, в подразделении Коржич отсутствовал, а документально находился в медроте, что также отражалось в строевых записках, которые, как мы уже понимаем, проверяли и соотносили офицеры. Из представленных образцов записок очевидно: не нужно иметь диплома кандидата физико-математических наук, чтобы понять явное несоответствие данных (2 солдата ≠ 1 солдат), которые находились у дежурных по части, а также в штабе 72 ОУЦ 27 октября 2017 года.

Возникают закономерные вопросы: как не заметить того, что ты обучен замечать? Так ли легко обмануть беларуского офицера?

Первое объяснение. Сержанты предоставляют ложные строевые записки, по которым Коржич находится в подразделении, а фактически – висит в петле в медроте; сержанты знают об этом, но по неким, известным только им причинам, скрывают. Данная реконструкция выглядит настолько же фантастичной, насколько и логичной. Полагаем, что в силу слабых познавательных способностей, а также постоянного страха перед офицерским составом сержанты третьей роты третьей танковой школы вряд ли могли бы намеренно искажать данные о количестве личного состава. К тому же, при фактическом пересчете солдат после отбоя (который осуществляется всегда) помощником дежурного по части, заметить несоответствие мог бы, пожалуй, даже самый недалекий лейтенант.

Второе объяснение. Офицеры не соотносят строевые записки подразделений с записками и данными медицинских учреждений (медроты и медпункта). Представим, возможно ли, что 7 опытных офицеров, 14 чуть менее опытных младших офицеров (от лейтенанта до капитана) не соотносят элементарные арифметические данные от сержантов-срочников, не проверяют коллег из медицинских учреждений части, не перепроверяют, сменяясь, друг за другом информацию, которой они обучаются управлять с первых дней курсантской скамьи? Но самое интересное – подобное тотальное попустительство к прямым обязанностям могло продолжаться вплоть до увольнения Коржича в запас, поскольку тело было обнаружено не в результате установления несоответствия в цифрах, а случайно – другим сержантом. Полагаем, что при таком развитии сценария, генералы заявили бы, что Коржич успешно убыл из расположения части в направлении дома, и его местонахождение устанавливается.

Исходя из имеющейся фактологической массы, установленной открыто, гласно судом, и реконструированной нами чуть детальней – описанное выше обобщение имеет место быть и его придерживается власть. Снова на горизонте логики виднеются вопросы. Почему Министерство обороны не заявляет, что доля вины за потерю солдата возлагается на дежурных по части и их помощников; почему в отношении более 20 офицеров не проводилось служебное расследование, переаттестация, никто не привлекался даже к дисциплинарной ответственности? Да и вообще, если подобное поведение офицеров системно проявилось в главном учебном центре подготовки специалистов войск, то что говорить о боевых частях, в которых все живут от учений до учений. Как говорят коллеги: «На забитом…!».

Итоговое объяснение. Офицеры установили исчезновение Коржича непосредственно, т.е. 27 сентября, однако по различным причинам последствия пропажи стали публичны только 3 октября. О причинах можно лишь предполагать: начиная от того, что долго искали, и заканчивая тем, что нашли, но придумывали версию случившегося. Стоит отметить, что в рамках данного объяснения прекрасно располагается мнение об убийстве солдата от свидетельницы Риммы Горбачевской, которая сообщила о деталях места «самоубийства» Коржича (майка, связанные ноги) быстрее Следственного комитета и Минообороны. К тому же рассматриваемая концепция не выставляет вояк полными идиотами, неспособными сравнить несколько целых однозначных чисел. Безусловно, таковыми офицеры не являются (хочется верить), но именно так Минобороны намеренно показывает себя в вопросе о семидневном отсутствии Коржича: «не знаем, как такое могло произойти, но виновные наказаны».

Результатом анализа явилась демонстрация широкой публике прямой причинной связи механизма учета солдат в Печах с удивительным и непонятным исчезновением рядового Коржича. Установив данную связь, посвященный понимает, что следствие и суд вели народ по искусственной дорожке реконструкции событий. Основа этой конструкции – ложная аксиома о бесконтрольности со стороны медработников и офицеров. Разрушенная нами данная аксиома вскрывает предполагаемые причины и мотивы игнорирования вопросов учета в Печах следственными и судебными органами: сокрытие возможности установить изменения на месте происшествия, которые осуществили военные начальники после обнаружения тела, сокрытие вещественных доказательств (дневник сержанта Зайца), а также удаление из процесса свидетелей (Александр Алимхаджаев, уехавший в Россию) и возможных причастных лиц, показания которых могли бы переквалифицировать обвинение на ст. 139 Уголовного кодекса — убийство.

Владимир Сандрозд  (психолог, юрист и сослуживец Александра Коржича), специально для Belarus Security Blog